26 января в Международной академии бизнеса и управления в рамках XXIV Международных Рождественских образовательных чтений «Традиция и новации: культура, общество, личность» состоялась секция «Миссионерское служение Русской Православной Церкви». На ней с сообщением выступил руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества игумен Виталий (Уткин). Предлагаем вам текст этого сообщения.
В Москве, Костроме или Плёсе можно встретить так называемых «этнофутуристов» — в масках с третьим глазом. Они бьют в бубны, называют себя «городскими шаманами», провозглашают Гагарина «технотронным шаманом своей эпохи и заклинателем эфира». Стоит ли обращать на них внимание? Разве мало сейчас всяких самовыражающихся людей?
Вот только эти этнофутуристы почему-то проводят выставки в библиотеках, музеях и школах. Получают поддержку в вузовской среде. И почему-то настаивают на особой отдельной, неславянской и языческой идентичности огромных территорий от Москвы до Нижнего Новгорода.
Этнофутуризм впервые появился в Эстонии. В 1989 году этот термин ввел эстонский писатель Карл Мартин Синиярв. В 1994 году в Тарту прошла первая конференция, принявшая специальный манифест. Затем этнофутуризм активно стал развиваться в Удмуртии, оттуда распространился в Марий Эл.
В последние годы возник новый вид этого движения — так называемый «мерянский этнофутуризм». Он распространяется в центральных районах России: например, в Москве, Переяславле-Залесском, Костроме, Плёсе.
Первоначальная цель этнофутуризма — создание новой идентичности для финно-угорских народов на территории бывшего СССР. Такая идентичность должна существовать вне всяких связей с историей русского народа и российской государственности. В ее основу было предложено положить язычество.
Первые этнофутуристы были писателями и художниками, а не историками и этнографами. Тем не менее, они прекрасно понимали, что реальное язычество финно-угорских народов возродить невозможно.
Ошибочно считается, будто бы современные финно-угры сохранили свои языческие традиции, несмотря на все гонения и преследования. Например, в 90-е годы марийцы торжественно провозглашались «последним языческим народом Европы». Но на самом деле в этих национальных регионах языческие культы во многом создавались заново уже после распада СССР. Это происходило под воздействием политических процессов национального самоопределения.
Сказанное в особенности касается приволжских и пермских финно-угров. Дело в том, что эти народы исторически не имели своей государственности и племенного единства. На протяжении веков они находились под перекрестным влиянием христианства и ислама. В результате их верования претерпели очень сильные изменения, в том числе, под воздействием христианских апокрифов, пришедших из старообрядческой среды.
Этнофутуристы предложили сконструировать финно-угорскую языческую мифологию заново, в первую очередь на основе живописи и арт-проектов. Затем на этой конструкции они предлагают выстроить новую идентичность нового гражданского общества.
В свою очередь, для этого нужна деконструкция прежней российской идентичности, в том числе культурной. Постмодернизм предоставляет для такой деконструкции широкие возможности.
Этнофутуристы изначально стояли на постмодернистских позициях. При этом они получили поддержку в научной среде.
Я приведу некоторые примеры такого сращивания неоязычества и вузовской науки. Они могут показаться частностями, но, на самом деле в них, как в капле воды, отражена вся эта проблема.
Например, в Марийском государственном университете защитила докторскую работу по культурологии Г.Е.Шкалина. В своей диссертации она пишет, что этнофутуризм – это «мир игры частностями», игры «культурными вариантами предшествующих эпох», где «спонтанно и эклектически соединяются в новые реальности наука и искусство, философия и религия». Она говорит о том, что необходимо «разрыхлить» изнутри традицию средствами некоей «критической рефлексии». Такая рефлексия, с ее точки зрения, принципиально антисистемна и «обращена против притязаний научного метода». Всё это ею преподносится не в качестве критики, а в качестве некоего позитива.
Г.Е.Шкалина тут же, в своей докторской диссертации демонстрирует, как такое «разрыхление» должно работать. Она утверждает, что у марийцев, якобы, существовала глобальная «философия Ю», аналогичная понятиям «дао» у китайцев и «прана» у индусов. Эта, мол, «философия Ю» описывает «единство человека и космоса в информационном поле».
Никаких научных ссылок данное место в диссертации Г.Е.Шкалиной не содержит вообще. Источников она не указывает. То есть буквально на пустом месте постулирует одно из ключевых, как считаю, оккультных утверждений своей диссертации.
Она пишет в диссертации, что «наличие личной мощи Ю и владение ею свойственны» вождям, жрецам, колдунам и лекарям. А у примитивных людей отсутствует эта мощь. И, конечно, с ее точки зрения, «православные священники» виноваты в искажении исконной марийской мифологии.
Г.Е.Шкалина в диссертации предлагает читать некие «знаки природы», чтобы «предугадывать техногенные катастрофы». Целый параграф ее докторской диссертации посвящен неким «марийским Ведам», куда она относит все вообще тексты, собранные этнографами или даже сочиненные в наше время новыми «жрецами». По ее словам они равны Авесте, Библии, Корану, Талмуду и Типитаке. И всё это – в стенах государственного вуза, в докторской работе по культурологии.
Для чего всё это Г.Е.Шкалиной? Чтобы, как она пишет, «духовное семя возродилось в колосе национальной жизни». Собственно, вся эта «игра частностями», а попросту выдумка – для укрепления конкретной национальной идентичности. То есть ради достижения политических целей.
Докторская диссертация Г.Е.Шкалиной далеко не единственная псевдонаучная, как считаю, квалификационная работа, призванная обслуживать новую языческую мифологию. В ряде вузов сложились уже целые «научные школы», если можно так выразиться.
На протяжении последней четверти века идеологи украинства всячески подчеркивали, будто бы население Центральной России имеет не славянское, а финно-угорское происхождение. Это нужно для исторического обоснования полного разрыва Украины и России.
Точно такой же тезис отстаивают сейчас и так называемые «мерянские этнофутуристы». Это движение, как и в случае с этнофутуризмом национальных районов, строится на стыке арт-проектов и как бы исследовательской деятельности представителей ряда вузов. Реализует же оно себя в музейном и образовательном пространстве.
В российской науке общераспространенным является утверждение, что славянские переселенцы играли ведущую роль в становлении Северо-Восточной Руси и этногенезе русского народа. Местное финно-угорское население было ассимилировано славянами.
Неизвестна судьба группы мерянских племен. По предельно скудным летописным и, в первую очередь, археологическим источникам их обычно локализуют в части современных Московской, Тверской, Костромской, Ярославской, Владимирской, Ивановской областей. В ходе славянской колонизации эти племена исчезли. В исторической памяти жителей центральных регионов России их просто нет. Казалось бы, они теперь предмет чисто академических дискуссий.
И вдруг некая группа художников буквально несколько лет назад провозглашает себя «мерянами». По уже готовой модели финно-угорского этнофутуризма эти люди начинают «игру частностями», пытаются с помощью арт-проектов сконструировать новое язычество и на его основе новую идентичность. Они опираются на весьма маргинальные попытки реконструкции особого мерянского языка, предпринимавшиеся начиная с 1989 года. Обычно в качестве «основателя мерянского этнофутуризма» называют художника Андрея Малышева. Другой активный идеолог этнофутуризма художник Валентин Константинов именует себя теперь «Бальшт Кыстынчан».
Этнофутуристы считают, что русские православные жители центральных регионов России должны опознать в себе язычников-мерян, сменить свою идентичность. «Стань меря!» — вот девиз главного ресурса мерянского этнофутуризма «Мerjamaa».
Новое как бы «художественное» движение нашло опору в вузовской и музейной среде.
Одним из идеологов мерянского этнофутуризма в настоящее время можно считать жителя г.Плёса Ивановской области П.Н.Травкина. Он обычно представляется в качестве «археолога». Именно его книги и статьи призваны придать всему движению некую «научную» респектабельность.
Более того, П.Н.Травкин проводит в Плёсе некие «съезды мерянистов», призванные собрать археологов, этнографов, художников, так или иначе стремящихся к развитию мерянской тематики.
В своей диссертации он на полном серьезе пишет, что в XII веке князь Андрей Боголюбский вместе с неким мерянским шаманом, ставшим православным епископом Феодором, утверждали в Северо-Восточной Руси некую синкретическую религию, смесь язычества и элементов христианства. Эта религия, якобы, была принципиально отлична от византийского православия.
Правда, при ближайшем рассмотрении выясняется, что общеизвестные летописные источники полностью противоречат утверждениям диссертанта. Этот самый епископ Феодор был вовсе не мерянским шаманом, а пострижеником Киево-Печерского монастыря, представителем киевской элиты — родственником греческого епископа и известного киевского боярина. Естественно, никакого двоеверия он не насаждал.
П.Н.Травкин, руководя археологическим кружком во дворце пионеров, начал в конце 80-х годов археологические раскопки в известном туристическом центре Плёсе. Теперь он утверждает в своей диссертации, что раскопал там «мерянское общегородское святилище Велеса» XII века, и будто бы это подтверждает доминирование язычества в домонгольской Северо-Восточной Руси. На самом деле перед нами – остатки братчины, вполне внутрицерковного явления, имевшего место даже во время Великорецкого крестного хода в XIX веке.
Найдя в ходе раскопок некий кусок кости, П.Н.Травкин в диссертации объявил его частью колотушки классического шаманского бубна. Он утверждает, что шаманы камлали в Плёсе аж до XVI столетия.
Велеса он считает главным божеством местных финно-угорских племен, а его почитание доказывает в своей диссертации, в том числе, ссылкой на рассказ рыбака, опубликованный в районной газете. Рыбак, якобы видел в Волге четырехметровую змею с поросячьей мордой. Это, мол, животное, являющееся образом Велеса или Керемета, и ему, якобы, поклонялись в средневековый период местные жители. В диссертации, правда, не сообщается, в каком состоянии был рыбак, сподобившийся сего дивного видения.
Плёс посещают десятки тысяч туристов. У П.Н.Травкина есть в Плёсе свой частный «Музей древнерусской семьи», который в массовом порядке посещается школьными экскурсиями. Вход в музей ритуально, как считаю, оформлен черепами разных животных, мимо которых вынуждены проходить дети.
Даже в очень добротной в целом экспозиции Плесского государственного музея-заповедника в одном из залов представлены якобы «шаманские» экспонаты на основе концепции П.Н.Травкина. При этом сам зал украшен дореволюционной фотографией монгольского шамана, призванной, видимо, иллюстрировать местные камлания, сам факт которых, мягко говоря, научно не доказан.
Рассказывают в музее и о якобы найденном в Плёсе «общегородском святилище Велеса». Всё это преподносится как научно-достоверные факты.
Мерянский этнофутуризм укрепляется в Переяславле-Залесском, где соответствующий культ создается вокруг так называемого «Синего камня». Причем, насколько мне известно, активное участие принимает в этом местный музей.
На самом деле именно об этом конкретном природном объекте достоверно известно только то, что по геологическим причинам он поднялся из Плещеева озера в 60-е годы XIX века. Всё остальное – легендарно и недостоверно.
Но в последнем известном информационном скандале с заклеиванием дорожного указателя на Синий камень, видна наша системная ошибка в деле противостояния неоязычеству. Мы иногда всерьез считаем, что всё, что сказала как бы «наука», любые утверждения музейных работников и краеведов – это нечто, что нужно принимать за истину. На самом деле нужно уметь критиковать подобные построения, понимать, откуда возникают те или иные как бы «научные» утверждения.
Можно, конечно, улыбнуться и снисходительно сказать что-нибудь о «провинции». Но куда смотрел ВАК, когда он утверждал диссертации Г.Е.Шкалиной, П.Н.Травкина и многих других подобных «ученых»? Кроме того, всё вовсе не сводится к некоей «провинции».
Мерянский этнофутуризм развивается, в первую очередь, в Москве. П.Н.Травкин в своих рассуждениях о мерянском шамане, якобы ставшем епископом, использует построения доктора философских наук В.В.Милькова из Института философии РАН. Последний, начиная с 1988 года, снова и снова утверждает, что этот самый епископ Феодор вместе с князем Андреем Боголюбским насаждали именно двоеверие.
Источникам это не соответствует, но сам В.В.Мильков в 2000 году в Институте философии РАН защитил докторскую диссертацию в специфической форме «научного доклада», предоставив свои работы, в том числе – и с этими утверждениями. Более того, В.В.Мильков является членом диссертационного совета Государственной академии славянской культуры.
П.Н.Травкин обильно цитирует и Б.А.Рыбакова, весьма специфическое отношение которого к историческим источникам подвергается сейчас всё большей и большей критике.
Диссертации Г.Е.Шкалиной и П.Н.Травкина были защищены в 2003 году. За истекшее время неоязычество непрерывно укреплялось в высшей школе. За счет этого оно приобрело налет респектабельности.
И вот, в 2011 году в Санкт-Петербурге, в одном из ведущих педагогических вузов страны, Российском государственном педагогическом университете имени А.И.Герцена, А.О.Зобнина защитила диссертацию на соискание степени кандидата педагогических наук по теме: «Язычество славян в культурологическом образовании школьников».
В ней в открытую звучит призыв к «переосмыслению отечественного культурного наследия» как основы для системы образования.
«Языческая культура славян» рассматривается как «базовое основание русской культуры, ее архетипа». Соответственно, «языческая культура славян» оказывается, с точки зрения диссертанта, «одним из базовых компонентов историко-культрологического образования школьников».
Диссертантом разработан школьный «культурологический курс» «Языческая культура славян», который призван дать школьникам «общие знания по истории отечественной культуры». Курс этот, якобы, успешно решает задачи формирования «этнокультурной идентичности школьников».
Точнее, наверное, было бы сказать – по смене этой идентичности. Почему? Да потому, что в своей диссертации А.О.Зобнина утверждает, будто бы «в рамках обыденного, проникнутого ортодоксальной православной доктриной сознания» «языческая славянская культура» воспринимается как «отсталая, варварская, тёмная». Это, мол, нужно изменить и «углубить историческую память школьников».
Этот курс, как считаю, по смене идентичности, был апробирован А.О.Зобниной в школе №506 г.Санкт-Петербурга. Во всяком случае именно эту школу она сама называет в своей диссертации.
Как видим, неоязычество уже пытается представить себя, свои псевдонаучные реконструкции, ни много, ни мало в качестве основы не просто культурологического образования, но и самой идентичности. И происходит всё это в светской школе, за государственный счет.
Считаю, что для противостояния неоязычеству нужно прежде всего предельно конкретно описать нынешнюю ситуацию с его распространением в академическом сообществе, высшей школе, системе народного образования.
Затем необходима обстоятельная деконструкция сложившихся с середины XIX века как бы «научных» мифов. Для этого нужно заново проанализировать историографию и осуществить критику соответствующих исторических источников. Причем делать это надо на строго научной основе.
Полагаю, что ключевым для противостояния неоязычеству является и расширение преподавания конфессиональной теологии.
В этой связи вспоминаются страницы одной из книг Б.А.Рыбакова, где маститый академик рассуждал примерно так: «Видите, икона, на ней изображен как бы Христос. Но надпись гласит: «Аз есмь свет миру». Свет же является атрибутом Даждьбога. Следовательно, под образом Христа почитали именно Даждьбога».
Предположим, что академик не обманывал своих читателей, а просто искренне не знал евангельского текста. Вот и надо соответствующим будущим специалистом четко представлять себе основы православной теологии, дабы не впадать в самые элементарные ошибки. Может быть, для таких соискателей стоило бы включить теологию и в кандидатский минимум.
А пока этнофутуризм и другие виды неоязычества активно проникают в высшую школу. Так, например, в октябре 2014 года на III Фестивале языков в Новгородском университете прошла 50-минутная презентация «мерянского» языка – как будто речь идет о языке какого-либо действительно существующего народа.
Считаю, что этнофутуризм и другие виды неоязычества несут в себе мощный сепаратистский потенциал, подобный, например, «сибирству». Он может быть использован для попытки развала России и коренной смены идентичности жителей центральных регионов.